В Ташкенте 16 февраля 1999 года произошли взрывы. Я находился в тысяче километров от места события. Но оно мгновенно «дошло до меня» – у моего порога стоял незнакомый человек.
С 9 до 11 часов утра по местному времени 16 февраля 1999 года в столице Узбекистана прогремели шесть взрывов, которые власти затем назовут терактом, организованным исламистами и оппозиционерами из партии «Эрк».
Я, в то время безработный учитель из Амударьинского района Каракалпакстана, не относил себя ни к тем ни к другим.
Но в тот день около 13:30 ко мне домой пришел молодой человек лет 35, в руках которого был небольшой портфель.
Представился работником Совета министров из Нукуса. Цель приезда – изучение законности выдачи различных пособий местными органами власти.
«Мы никаких пособий не получаем», – ответил я, хотя сам в то время был безработным вот уже шестой год, а семья – многодетная.
На предложение пройти к дастархану «гость из Нукуса» отказался, он сел на стул около двери.
Меня немного удивило отсутствие сопровождающего лица из махаллинского совета.
Приезжий начал интересоваться, когда я был в Ташкенте последний раз, где останавливаюсь, приехав в столицу. Спрашивал о старшем брате, который живет в Ташкенте, и младших братьях, иногда бывающих там.
«Своевременно ли получаете ответы на свои обращения в госорганы, есть ли какие жалобы?» – спрашивал он.
Жалоба, конечно, была. После 23 лет педагогической работы в школе я был вынужден написать заявление об освобождении по собственному желанию. Случилось это шесть лет назад, в 1993 году, но я никуда не обращался ни письменно, ни устно. Меня, как говорится, выжили из школы…
На вопрос «гостя» ответил только:
«Где не будет справедливости, там мира не будет».
Как эта фраза пришла в голову, до сих пор не понимаю.
Незнакомец ушел.
Вечером по телевидению сообщили о взрывах в Ташкенте.
Стало ясно, почему приходил «представитель Совмина». К тому же на следующий день несколько соседей рассказали, что тот человек заходил к ним и интересовался (до встречи со мной), как они относятся ко мне, как бы они охарактеризовали меня, нет ли чего-либо сомнительного в моем житье-бытье и т. п.
Не было сомнения, что приход незнакомца ко мне домой и вопросы к соседям связаны с ташкентскими взрывами.
Но приписать меня к террористам?.. Это в голове не укладывалось. Особенно в голове учителя русской литературы!
Нетрудно было догадаться, что я нахожусь в «черном списке» СНБ (Служба национальной безопасности).
Видимо, еще в советское время я был включен туда, в список неблагонадежных КГБ СССР, за твердую демократическую позицию.
Тогда, в 1983 году, мы, пятеро коммунистов средней школы, провели партийное собрание с повесткой дня «О недоверии вновь назначенному директору школы». Результат: двое были исключены из рядов партии, а трое получили строгие выговоры с занесением в учетную карточку.
Еще бы – ни одному коммунисту не позволено выступать против райкома партии!
Может быть, за непроведение уроков в знак протеста в последние годы той же советской власти?
Правда, часть педагогов все же не участвовали в акции, но несколько учителей, в том числе и ваш покорный слуга, три часа продержались, пока не приехали чины из райцентра.
Или за то, что в заявлении «об освобождении по собственному желанию» черным по белому написал: «По причине коррупции и протекции в органах народного образования, особенно выражающихся в подборе и назначении кадров, в системе народного образования больше оставаться не могу».
Кто знает, весьма возможно, что в список неблагонадежных я был включен за всё, вместе взятое.
Как бы там ни было, вспомнил о тех «днях темных с лучом света в конце туннеля» в эти грустные дни двадцатилетия февральских взрывов 1999 года.
Салиджон Абдурахманов – корреспондент Ц-1 в Каракалпакстане