Из-за ограничения прописки в мегаполисах Центральной Азии провинциалы оседают в пригородных трущобах, где царит антисанитария и растет преступность, — констатирует ученый-демограф Артем Данков.
Доцент Томского государственного университета Артем Данков изучает демографическую ситуацию в Центрально-Азиатском регионе.
По его мнению, перенаселенность, безработица и недоступность прописки в крупных городах Центральной Азии привели к появлению самовольных поселений, подобных фавелам, характерным для Латинской Америки. Демограф предупреждает о маргинальной среде, которая формируется в таких местах, и угрозах, которые из них исходят.
В интервью Ц-1 ученый описал, как демография региона влияет на политику и качество жизни. По его прогнозу, открытие Ташкента для иногородних привело бы к росту населения столицы Узбекистана до четырех млн человек, как в Киеве или в Санкт-Петербурге.
– Какие демографические тенденции характерны для Центральной Азии?
– Во-первых, это постепенное замедление темпов прироста населения: государства прошли пик «демографического взрыва».
Вторая тенденция – массовая урбанизация. Миллионы людей устремились из сельской местности в города. Особенно бурно растут столицы государств региона. Несмотря на массовый отток «европейцев» (славян, немцев, евреев) после распада СССР, население крупных городов Центральной Азии за последние 25 лет выросло в полтора-два раза.
– Как меняется образ жизни новых горожан?
– В семьях становится меньше детей, пожилые родители остаются в сельской местности. Повышается роль образования: конкуренция за рабочие места в «каменных джунглях» жесткая. Крупные города остаются мультикультурными центрами со значительной долей этнических меньшинств, поэтому в них широко распространен русский язык, что заставляет его учить и активнее использовать.
Наконец, медленно, но все же меняется роль женщины – в городе у них больше возможностей выучиться и найти работу.
– Вы характеризуете регион термином «неустойчивая урбанизация», что это означает?
– «Неустойчивая урбанизация» – процесс, когда при переезде в город у человека не изменяется образ жизни и мышления, не повышается социальный статус.
Не имея возможности легально прописаться, граждане оседают в пригородах, в дачных массивах и самовольно построенных поселениях вокруг больших городов.
Вчерашний сельский житель в итоге живет где попало, выполняет низкоквалифицированную работу и не имеет нормальных бытовых условий, доступа к образованию и медицинским услугам.
Приезжему постоянно приходится прятаться от полиции или давать взятки, чтобы его не выселили. Потом он заводит семью, появляются дети, которые не могут нормально посещать школу.
В итоге формируется маргинальная среда, становящаяся питательной почвой для преступности, наркоторговли, терроризма и религиозного экстремизма. Получается такой местный вариант латиноамериканских фавел, с которыми там не могут справиться уже многие десятки лет.
В подобных «фавелах» в Центральной Азии проживают сотни тысяч людей.
Власти периодически пытаются ликвидировать подобные поселки. Одной из последних была кампания по сносу весной 2015 года нескольких тысяч домов в дачных массивах в пригородах Ашхабада.
– Насколько эффективна политика властей Узбекистана по ограничению прописки в столице? Не будь этих сложностей, сколько людей сейчас бы проживали в Ташкенте?
– Такие меры предпринимают не только в Узбекистане. В столице соседнего Туркменистана существуют не менее жесткие правила регистрации для иногородних граждан.
Ограничения позволяют сократить приток мигрантов из регионов. Но люди всегда стремятся туда, где есть работа и лучше условия жизни. Поэтому крупные города продолжают притягивать ежегодно десятки тысяч приезжих, а полицейские облавы лишь создают благоприятные условия для коррупции.
Относительно численности населения Ташкента данные сильно разнятся. По официальной статистике на 1 апреля 2016 года в городе проживало более 2,39 млн чел., что на 15,5% больше, чем в 1989 году. За тот же период население Алматы увеличилось на 70%, а Бишкека – на 60%.
В реальности население Ташкента с учетом незарегистрированных граждан и временных трудовых мигрантов достигает трех миллионов человек. Думаю, при отсутствии ограничений население Ташкента сейчас составляло бы 3,5–4 млн человек, что сопоставимо с населением Киева и Санкт-Петербурга.
– Как демографическая ситуация в регионе влияет на политическую?
– Главная проблема в Центральной Азии – безработица. Две трети жителей региона находятся в трудоспособном возрасте. Рабочих мест не хватает – миграция идет как внутри региона, так и за его пределами.
Более пяти млн человек (каждый десятый трудоспособный гражданин) работают за пределами Центральной Азии. Это заставляет поддерживать отношения с основными «получателями» рабочей силы – Россией, Турцией, Южной Кореей, странами Персидского залива.
Правительства стран региона пытаются создавать рабочие места дома, но это требует значительных инвестиций и стабильных рынков сбыта. Поэтому внешние игроки имеют важное значение в региональной политике.
Также демография напрямую влияет на конфликты внутри региона, в которых часто проявляется борьба за ресурсы – за воду, плодородную землю, месторождения полезных ископаемых. Рост населения толкает на ужесточение политики и повышает градус межгосударственных противоречий.
– В арабских странах высокий уровень безработицы среди молодежи стал одной из причин «арабской весны». Есть ли такая опасность для Узбекистана и Таджикистана?
– Угроза потенциально существует, однако пока она нивелируется тем, что значительная часть молодежи находит работу за рубежом. Хотя порой именно за границей молодые люди попадают под влияние радикальных проповедников.
– Почему в последнее время выходцы из ЦА примыкают к террористическим организациям?
– Это большая проблема, связанная с социальной адаптацией и ценностным вакуумом среди молодежи. Миллионы молодых людей из Центральной Азии оказались за рубежом без контроля со стороны родителей, махалли или правоохранительных органов. В итоге их легче вовлечь в деятельность террористических организаций.
– Впечатляюще выросло количество населения Узбекистана: в 1988 году было 8 млн, а в 2017-м – 32 млн человек. С чем это связано?
– Это итог «демографического взрыва» конца 80-х – начала 90-х гг. Он произошел по двум причинам: сокращение смертности благодаря развитию медицины, высокая доля сельского населения, где сохранилась традиция многодетности. Сегодня каждый третий житель Узбекистана родился в период с 1985 по 2000 год. За последние годы население растет не такими бурными темпами, как 20 лет назад.
– Какие регионы Узбекистана самые густонаселенные?
– Наиболее плотно населены предгорья и плодородные долины рек. Андижанская область является самым густонаселенным регионом страны (плотность населения более 670 чел./км2), от нее лишь немного отстают Ферганская (более 500 чел./км2) и Наманганская (более 300 чел./км2) области и Ташкентская агломерация (более 300 чел./км2). По этим показателям их можно сравнить с самыми густонаселенными регионами континентальной Европы: Северный Рейн-Вестфалия (Германия), Ломбардия (Италия) и Силезское воеводство (Польша).
– Как прокормить, выучить и трудоустроить 32 млн узбекистанцев?
– Сложный вопрос. Демографические проблемы невозможно решить за год или два. Порой нужно потратить десятки лет, чтобы изменить тенденцию. В любом случае, контроль над рождаемостью – это важная задача для Узбекистана на ближайшее время. Опыт модернизации стран Восточной Азии (Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Китай и другие) показывает, что добиться повышения уровня жизни без снижения темпов прироста населения невозможно, в противном случае весь экономический рост будет «съедаться» ростом населения. При сохранении нынешних темпов к 2030 году население Узбекистана превысит население Украины.
С другой стороны, большое население – это дополнительные возможности для развития промышленности, рабочая сила и, самое главное, потенциальные потребители товаров и услуг, которые будут сами же их и производить. Вопрос только в инвестициях и качестве управления. Тем более что упомянутые выше густонаселенные регионы Европы как раз являются территориями с достаточно высоким уровнем жизни и значительной долей промышленного производства.
– Что могут предпринять власти для контроля рождаемости?
– В мировом опыте есть много вариантов: от жестких ограничений с высокими штрафами в Китае и спонсируемой правительством программы стерилизации в Индии до пропаганды двухдетной семьи в Сингапуре и рекомендаций делать трехлетний перерыв между рождением детей в Мьянме.
Практика показывает, что принудительное ограничение рождаемости в исламских обществах с высокой долей сельского населения вызывает серьезное сопротивление. Даже в период реализации в Китае политики «одна семья – один ребенок» мусульманские меньшинства (казахи и уйгуры) могли иметь до трех детей.
Меры по контролю, именно контролю, а не ограничению, над рождаемостью в Узбекистане применяются с начала 2000-х годов – среди населения ведется разъяснительная работа, повышается доступность средств контрацепции.
Это приносит свои плоды: показатель количества детей на одну женщину снизился с 2,6 в 2000 году до 2,4 в 2015-м. Сейчас это один из самых низких показателей в Центральной Азии. Что касается миграции, то в среднесрочной перспективе люди продолжат уезжать из региона в поисках работы, более высоких стандартов жизни и религиозной свободы.