Профессор казахско-немецкого университета, политолог Рустам Бурнашев рассуждает о казахстанско-узбекистанских отношениях в период транзита власти.
В Узбекистане после 27-летнего правления президента Ислама Каримова сменилась власть. И несмотря на то что страну до выборов в декабре возглавил каримовский назначенец премьер-министр Шавкат Мирзиёев, он тем не менее новое лицо, способное изменить внешнюю и внутреннюю политику Узбекистана.
Корреспондент Ц-1 говорит с политологом Рустамом Бурнашевым о перспективах казахстанско-узбекских государственных взаимоотношений.
— Господин Бурнашев, возможна ли «перезагрузка» отношений между Казахстаном и Узбекистаном вследствие смены руководства в Ташкенте?
— В отношениях Казахстана и Узбекистана вопрос о «перезагрузке» просто не может стоять. Дело в том, что начиная с 2010 года два государства регулярно, ежегодно обменивались визитами президентов, и уровень диалога на высшем уровне был крайне высокий.
Более того, в этот период был подписан договор о стратегическом сотрудничестве в дополнение к договору «О вечной дружбе», подписанном ранее. Соответственно, нельзя говорить, что вообще может возникнуть идея о какой-либо «перезагрузке».
Другое дело, что отношения двух государств должны переходить от политического и стратегического сотрудничества на уровень двустороннего технического сотрудничества. Взаимодействия не высшего руководства, а экономических структур. Но этот вектор был обозначен еще Исламом Каримовым и Нурсултаном Назарбаевым достаточно давно.
— Можно ли утверждать, что транзит власти в Узбекистане фактически состоялся, и как Вы считаете, учитывает ли «Акорда» опыт соседей в переходный период?
— Смотря что понимать под транзитом. Мы можем сказать, что на настоящий момент в Узбекистане в связи со смертью президента Ислама Каримова включились в действие институты, которые привели к тому, что обязанности президента исполняет премьер-министр.
Но сказать, что это уже окончательная процедура выбора следующего президента, нельзя, поскольку законодательно предусмотрено, что 4 декабря состоятся всенародные выборы президента. Тогда уже можно говорить, что в правовом поле этот вопрос решен.
Что касается второй части вашего вопроса, то, безусловно, все страны постсоветского пространства отслеживают такие процессы в соседних государствах. Я думаю, что подобными вопросами задавались и после смерти Туркменбаши. Что будет с Туркменистаном? Что будет с Кыргызстаном после политических переворотов или революций, в зависимости от того, как вы хотите их называть?
Естественно, это отслеживается и приводит к корректировке законодательства, каких-то практик. Понятно, что умный учится на примере других, и наши государства показали, что они умеют учиться на таких ошибках.
— Возможны ли в дальнейшем, как в Узбекистане, так и в Казахстане, какие-нибудь эксцессы со стороны радикальных исламистов и оппозиционных сил?
— Пример Узбекистана говорит о том, что хотя переходное состояние на данный момент достаточно стабильно, но всегда есть какие-либо значительные или незначительные группы людей, которые хотели бы более серьезной трансформации. Всегда можно ожидать каких-то локальных эксцессов, которые инициируются процессами трансформации.
В Узбекистане на настоящий момент можно ожидать каких-то точечных попыток выступлений, но мы все надеемся, что этого не будет. Очевидно, что такие точечные выступления могут быть и в Казахстане.
Но, с моей точки зрения, они будут носить предельно локальный характер, если произойдут вообще. А говорить о том, что они могут быть связаны с каким-то радикальным исламизмом, думаю, совершенно некорректно.
Скорее речь может идти о каких-то социальных группах, которые хотели бы или продемонстрировать свою позицию, или попытаться ее реализовать.
— Не секрет, что в Каракалпакстане (входит в состав Узбекистана – Прим. Ц-1) существуют определенные группы сепаратисткой направленности, а сторонники выхода из Узбекистана рассчитывают, в том числе, и на вхождение в состав Казахстана, апеллируя к истории. Может ли этот вопрос послужить основанием для возникновения какого-либо недопонимания и недоверия в отношениях между нашими государствами?
— Дело в том, что для меня лично «секрет», что в Каракалпакстане существуют сепаратистские настроения. В этом случае Вы должны сослаться на какие-то социологические исследования либо на какие-либо политические структуры.
— Они существуют, по крайней мере, виртуально, в интернет-пространстве. Допустим, можно назвать движение «Алга, Каракалпакстан!»
— С моей точки зрения, этот вопрос воспроизводит стереотипы, существовавшие в момент распада Советского Союза. Тогда поднялась волна национализма и национальных суверенитетов. На основании которой, например, было потеряно единство Грузии, сейчас уже де-факто, поставлено под сомнение единство Молдовы.
Сейчас, насколько я знаю, поскольку этот вопрос находится вне сферы моего внимания, сказать, что эти предположения имеют под собой реальные основания, а не являются неким мифологическим конструктом, крайне сложно.
— Спасибо за интервью!