Иман Каримова через, возможно, ее аккаунт в Инстаграм сообщает о желании начать новую жизнь без политики, но восстанавливает ранее удаленную историю об аресте своей матери.
Через аккаунт в Инстаграм, который, возможно, принадлежит Иман Каримовой, 20-летняя девушка пишет, что была «шокирована вниманием СМИ» из-за сказанных ею нескольких слов.
Далее говорится: «Мы хотим жить только своей жизнью… не участвовать ни в каких политических вопросах и перелистнуть страницу всех ужасов, которые мы пережили за эти годы…»
При этом якобы Иман восстанавливает серию фотографий и записей под каждой из них, впервые опубликованных в июне 2017 года, а затем удаленных.
Порядка десяти фотографий, на которых изображены раны на теле, забинтованные женские руки, пальцы почему-то в стежках из ниток, а также мужчины, напоминающие сотрудников органов госбезопасности, через подписи к ним повествовали историю падения Гульнары Каримовой.
А началась она еще в 2011 году, рассказывает мнимая Иман, с отравления ее матери и брата Ислама тяжелыми металлами.
Инстаграм-блог якобы Иман за последние дни в разы увеличил число фолловеров: если 29 сентября он насчитывал более четырех тысяч подписчиков, то сейчас их количество перевалило за 24 тысячи.
Внимание к аккаунту возросло, когда якобы Иман сообщила, что 29 сентября переехала из Ташкента в Лондон, а ее мать уже находится дома.
Последнее сообщение уже опровергла Генпрокуратура Узбекистана, сообщившая, что 46-летняя Гульнара Каримова продолжает отбывать свой срок. В 2015 году она была осуждена на пять лет за экономические преступления.
Какие события решила восстановить и напомнить общественности Иман?
Ц-1 предлагает прочитать историю Гульнары в изложении, возможно, ее дочери с корректорскими правками. Напоминаем, что эта история впервые была опубликованная на аккаунте в Инстаграм в июне 2017 года, затем удалена, а теперь по неизвестной пока причине вновь восстановлена.
ИМАН КАРИМОВА:
Часть 1
По своей натуре я человек стеснительный и не люблю афишировать свою личную жизнь. В связи с этим мои соцсети были закрыты от общего обозрения и были только для узкого круга семьи и друзей.
Касательно событий последних четырех лет, которым я была очевидным свидетелем и во избежание очередных интриг, сплетен и недостоверной информации, я решила в первый и, надеюсь, последний раз рассказать ход событий из первых уст.
Началось все с отравления мамы и брата тяжелыми металлами: большей частью ртутью, свинцом и цинком (летом 2011 года). Когда маме впервые стало плохо, мы находились в самолете, где не было никаких средств оказания надлежащей ей помощи.
По приземлении не было произведено должного обследования, вследствие чего здоровье мамы сильно ухудшилось. Доходило даже до самых страшных симптомов, таких как судороги, обмороки, рвота и резкие перепады артериального давления.
У моего брата симптомы проявились позже, так как его организм молодой, соответственно, и иммунитет сильнее. Маме требовалось пройти ряд лечений в течение последующих лет, из которых два курса она не прошла в связи с событиями этих трех лет.
На тот момент и вплоть до сегодняшнего дня мы не знаем точно, кто, как и по каким причинам решил это сделать. Расследование также не было произведено.
Часть 2
В течение этих лет, когда мама усердно занималась своим здоровьем и лечением, несмотря на отсутствие времени, все проекты и мероприятия, проводившиеся для людей, продолжали развиваться и осуществлялись в том же темпе.
В частности были проведены такие проекты, как: фестиваль детского творчества «Янги авлод» с участием более 53 тысяч детей (в год); республиканский конкурс одаренной молодежи «Келажак овози» с участием более 90 тысяч (в год) молодых талантов;
республиканский конкурс «Женщина года» с участием более 40 тысяч женщин (в год) из всех регионов страны, а также выставка-ярмарка «Базар Арт» с участием нескольких сотен мастеров и ремесленных династий; грантовые программы фонда «Мехр нури», Фонда поддержки социальных инициатив (ФОПСИ), а также программа бесплатной медицинской диагностики женщин Национальной ассоциации по раку молочной железы «Во имя жизни!» с охватом всей территории Узбекистана.
Если говорить вкратце о фонде «Форум», то им были открыты и успешно действовали представительства в Пекине, Москве, Токио и Париже. Были установлены культурные связи с партнерами в России, Египте, КНР, Японии, Франции, Люксембурге, Бельгии и других странах.
Часть 3
Среди наиболее успешных международных проектов фонда можно отметить уникальную передвижную выставку «125 лет узбекской фотографии» (Китай, Япония, Германия, Люксембург, Бельгия, Россия, Украина); масштабную художественную выставку «Грезы о Востоке: русский авангард и шелка Бухары» (Санкт-Петербург); традиционный «Вечер узбекского искусства» в Москве (проводимый каждой весной с 2004 г.); выставки и конференции в Японии, посвященные тематике Великого Шелкового пути; международные выставки детских рисунков в странах ШОС и многое другое.
При фонде «Форум» были такие организации, как фонд «Мехр нури», фонд «Во имя жизни», Центр политических исследований (ЦПИ), Фонд поддержки социальных инициатив (ФОПСИ), Центр молодежных инициатив «Келажак овози», РОО «Женское собрание» и т. д.
Среди основных направлений деятельности фонда были молодежные проекты и акции, детское творчество, мода и дизайн, продюсерские проекты, фестивали, выставки, концерты, совместные проекты, благотворительные акции, социальные проекты и спорт.
Например, «Келажак овози», «Янги авлод», «Болажонлар Ширинтойлар», «Женское собрание», «Мехр нури», ФОПСИ, фонд «Во имя жизни», ЦПИ, проекты M&TVA, style.uz, «Асрлар садоси», марафон, 1000 свадеб по областям, гранты и стипендии студентам, «Золотой гепард», выставки работ детей с ограниченными возможностями, детский бал «Во имя детства», бесплатная консультация зарубежных врачей в РУз, вручение педагогических грантов, детское представление «Король Лев», музыкальное шоу «Короли сцены», проект «Zo’r Zo’r Star», «Йил Аёли», летний лагерь «Келажак овози», различные ярмарки по тематикам, «Футбол во имя жизни», благотворительные концерты зарубежных исполнителей, вечера узбекской культуры в Англии, Китае, России, Катаре, Испании, Швейцарии и других странах.
Часть 4
Параллельно этому через год после отравления в Швейцарии открыли дела на приближенных людей, работавших с мамой.
Сначала мама проходила в деле как свидетель, но через какое-то время у швейцарской стороны появилось письмо якобы с маминой рукописью, что послужило причиной открытия дела, и на нее в том числе.
Вплоть до сегодняшнего дня приговор не был вынесен из-за нехватки фактов, и стоит заметить, что такие дела ведутся максимум в течение двух лет, так как государство в ходе расследования сталкивается с большими затратами, и этого времени обычно достаточно, чтобы доказать какое-либо правонарушение.
В случае с мамой дело даже не близится к какому-либо умозаключению, несмотря на более пяти лет судебного процесса.
В 2011/12 годах сразу после отравления, благотворительных дел, работы и суда маминого двоюродного брата Акбар-Али (Акбарали Абдуллаев. – Прим. Ц-1) открывают дело в Узбекистане, решив «повесить» на него помимо его правонарушений все незакрытые и недоказанные правонарушения неких других людей.
Мама и Акбар-Али никогда не были близки, но, поняв, что его хотят использовать и наказать за всех, она решила помочь ему, попросив убрать документы, не касающиеся его дела. Тогда ее уже предупредили, что если она будет «лезть не в свое дело, то все плохо закончится».
Чтобы не уходить в детали, в Интернете можно найти видео с его суда в Киеве, где он подробно описывает ход событий, и его содержание в тюрьме.
Часть 5
В начале – середине 2013 года фонд «Форум», который проводил различные культурно-развлекательные мероприятия, в том числе пропагандируя культуру, традиции и обычаи Узбекистана за рубежом, где мама состояла в попечительском совете, подал в соответствующие структуры (документы. – Прим. Ц-1) о процессе регистрации фонда как партии, чтобы в дальнейшем помогать развивать страну как самостоятельная партия. После этого начались трудности во всех сферах деятельности мамы.
Во время Недели искусств Art Week Style Uz – 2013, осенью 2013 года, фонд столкнулся с множеством проблем, касающихся организационных моментов, так как существовало много предупреждений насчет запрета проведения данного мероприятия.
Далее после Недели искусств Art Week Style Uz – 2013 около 350–400 волонтеров и студентов, которые выступали в защиту мероприятий и организаций, где мама была в составе попечительского совета, начали забирать на допросы.
Более 25 человек были отчислены, даже те, которые учились на последнем курсе медицинского университета. Также вызвали большое число студентов, выигравших гранты, и пытались их отчислить.
Некоторые «слишком активные» студенты были забраны на допросы и продержаны без ордера от трех недель до месяца, где им было предложено «успокоиться» или на них заведут уголовные дела.
Одному из побывавших там было положено оружие на стол и сказано, что он пойдет по статье «за торговлю оружием».
После таких действий многие, но не вся молодежь, испугались, так как шла речь в том числе и об их родственниках. Также многие узбекские артисты были вызваны, и им в принудительном порядке было предложено подписать то, что мама их заставляла выступать на благотворительных мероприятиях.
Не хочу лишний раз перечислять имен, но те, кто не подписал, до сих пор нигде официально не выступают.
Часть 6
Первая из организаций, которая была закрыта, – это Центр политических исследований (ЦПИ) в Ташкенте, который сотрудничал с массой зарубежных центров, в частности – с Японским центром политических исследований.
Центр был закрыт, в нарушение законодательства по ликвидации какой-либо организации, за пару дней вместо нескольких месяцев или даже лет, как этого требует организация такого масштаба.
В декабре, 22 числа, в день рождения моего брата, как каждый год, на все семейные праздники мама, брат и я хотели пойти к Бобо (дед Иман — первый президент РУз Ислам Каримов. — Прим. Ц-1).
Для нашей части семьи справлять все праздники, включая Мустакиллик и дни рождения, в кругу семьи стало безоговорочной традицией.
Мама присутствовала на всех днях рождения и на всех праздниках Мустакиллик, кроме трех: в годы рождения меня, моего брата и отравления.
В то время мы уже столкнулись с трудностями коммуникации с моим дедушкой. А то, что случилось 22 декабря, стало шоком, особенно для меня.
На тот момент Бобо находился в резиденции в горах. Когда мы приехали, нас даже не пустили на территорию, сказав, что его там нет.
После этого нам пришлось оставить машину и подниматься пешком в зимний холод при двухметровом снеге и перелезать через ворота.
До того не верилось, что дедушка не захотел нас видеть в такой день.
Пока мы поднимались, на нас даже неоднократно направляли оружие, потому что якобы не узнали, и даже были предупреждения, что будут стрелять.
Когда мы уже почти дошли до его дома, мы уже не были уверены, что такой приказ вообще существовал. В тот день мы так и не дошли до него, но стало уже явно, что что-то происходит.
На Новый год, с 2013-го на 2014-й, который впервые за всю мою жизнь мы не встречали с Бобо, я уехала на учебу в колледж.
В это время мой брат тоже направился в свой университет в Оксфорде, а его охрана была арестована без объяснений. Там у них пытались узнать разную личную информацию о нашей семье и нашем окружении.
Часть 7
В это время в Узбекистане продолжали закрываться организации и временно пропадать люди. В начале 2014 года нам все-таки удалось встретиться с Бобо, тогда все, казалось бы, разрешилось.
Последняя, кто его видел из нашей семьи, – это я (в феврале 2014-го, до того, как нас забрали). Жалко, что нормально поговорить и попрощаться так и не получилось.
17 февраля к нам в квартиру, где на тот момент находились Гаяна Авакян, которая сейчас в тюрьме при весе менее 40 кг и таких сложных заболеваниях, как киста в груди и бруцеллез (семье не дают занести заграничные лекарства, которые на самом деле могут помочь); а также Рустам Мадумаров – человек, которого я считаю своим отцом и который также сейчас находится в местах лишения свободы.
Екатерина Клюева с годовалым ребенком и матерью, Камила, Ирина Емельянова и Валентина Енина (гражданка РФ, которая впоследствии не выдержала этих событий и была вынуждена покончить с собой), мама и я.
К нам с балкона ворвались люди в масках, которые не представились. Единственный, кто повел себя соответствующе, после того как ему открыли дверь его сотрудники, – сказал, что он «начальник захвата», был Тохирий Муиджон Ваххабович, который на тот момент являлся начальником Службы безопасности президента (СБП).
В тот день даже меня подняли с кровати люди в форме и с оружием, отобрали всю технику и бумажки, несмотря на то что они были просто подготовлены для колледжа и занятий.
Часть 8
Тогда забрали всех без предупреждения, включая годовалого ребенка, который провел на допросах с матерью около дня. То есть люди не успели взять куртки или что-то соответствующее.
Те, кто был в этих местах, понимают, как холодно и страшно может быть там, где на стенах висят цепи, табуретка и стол прикручены к полу, а от холода спать невозможно.
Ирина Емельянова, Валентина Енина и Екатерина Клюева провели там два дня, до тех пор, пока мама не начала требовать их отпустить.
Что касается нас, нас подержали еще пару часов в квартире. По понятным причинам маме стало плохо, а у меня начались приступы из-за моего раннего диагноза «порок сердца».
Нам с трудом удалось уехать, но вечером, когда мы после случившегося находились у знакомых, приехали те же люди… На этот раз уже за нами. В ту маленькую махаллю приехало из того, что я успела увидеть, около 20 машин и двух автобусов.
Нас с мамой насильно засунули в машину, отобрав телефоны. Одну девушку, которая была с нами, хотели увезти в другое место, но в последний момент маме удалось забрать ее с собой.
Сами солдаты из уважения вели себя вполне достойно и выполняли указы, и то не всегда, неких начальников неохотно, понимая, что по отношению даже ко мне приказ «взять их» не может быть заслуженным.
После того как нас отвезли домой, на ул. Яхе Гулямова, 77а, была уже ночь. Дом был уже открыт, и можно было увидеть следы обыска, который должен был остаться незамеченным. Wi-Fi был уже отключен, некоторых телефонов, которые лежали на видных местах, мы уже недосчитались.
Единственное, что нам тогда передали, – это «сидеть тихо». С тех пор мы жили в ожидании и с надеждой ждали каждый праздник, но время шло, а нам даже не объяснили, почему мы там находимся. Я провела свое 16-, 17- и 18-летие взаперти.
Надеюсь, что все понимают, каково это, особенно для девочки, не иметь возможности справить эти, как мне казалось, самые важные даты в жизни.
Часть 9
В течение всего этого времени на нас, а особенно на маму, было оказано психологическое давление. Не хочу вспоминать все эти сложно прожитые дни в деталях, но некоторые из них невозможно не упомянуть.
Например, 4 июня 2014 года, перед моим днем рождения, произошел инцидент, когда маме порвали мизинец руки, после чего пришлось зашивать и накладывать пять швов.
Тогда я пыталась поговорить с одним из непонятных людей в неопознанной форме, которые 24/7 стояли возле каждого окна, не давая нам даже выйти и подышать свежим воздухом.
Он начал подходить ко мне агрессивно и с непонятными жестами. Увидев это из окна, мама, испугавшись, прибежала, чтобы остановить его и защитить меня.
Все случилось очень быстро, прибежали около пяти человек, они начали с ней драться и каким-то острым железным предметом, который торчал из их формы, ей проткнули насквозь мизинец, после чего дернули, сделав открытую рваную рану.
Тогда нам удалось передать знакомым о случившемся, и сделанные фотографии просочились в Интернет.
После этого было еще очень много инцидентов, таких как направление уличных фонарей прямо в окна спален; периодическое отключение света, обыски, кража вещей; невозможность поговорить с братом; невозможность сотрудниц (Вали Ениной и Ирины Емельяновой) поговорить или увидеться с семьями; периодический отказ покупки продуктов, один раз период без свежих продуктов доходил до 60 дней, и так далее.
Часть 10
В 2014 году Ирине Емельяновой стало плохо. Она жаловалась неделю на сильные боли в животе, но ей не была оказана никакая медицинская помощь, а также ее не обследовали.
Ей даже не разрешили по телефону поговорить с родными. В крайний день, так как она потеряла сознание, ее увезли на «скорой», и оказалось, что ей требуется срочная операция в связи с камнем в желчном пузыре.
Операция была сделана под надзором, и в палате она не оставалась одна, даже когда приходили навещать ее дети.
После операции через день ее завели обратно на территорию нашего дома, и в следующий раз, когда ей разрешили поговорить с родными по телефону, был только через пару месяцев.
К сожалению, судьба Валентины сложилась намного трагичнее.
Несмотря на то что она была очень сильным и храбрым человеком, она не смогла вынести разлуку с семьей и неподобающее к ней отношение.
В ноябре 2014 года, после очередного допроса, она вернулась на летнюю кухню, которая находилась на улице, и выпила уксус. Как я недавно узнала, она их просила позвать «скорую» в течение 2–3 часов, а они намеренно не реагировали.
Через день к Ирине Емельяновой подошел сотрудник СБП, сообщив только, что она умерла и вещи они уже собрали.
Через пару дней после этой трагедии, когда мы еще находились в глубоком шоке, к нам в дом ворвалась группа людей в масках под руководством бывшего прокурора Улугбека Хуррамова, который известен своим опытом в заказных делах, и сотрудника СБП Зиёда Ташмурадова.
Тогда в доме был произведен обыск, когда вынесли огромное количество вещей.
Все, кому доводилось переживать подобные обыски, знают, что обычно уносят и все, что понравилось, включая драгоценности, посуду и самое удивительное – стулья из кухни.
Отсутствие ордера не помешало им вести себя, как у себя дома. Также они снимали на видео отрывочно события того дня, а в те моменты, когда маму хватали и выкручивали руки, они внезапно уходили.
Часть 11
После этой ситуации мы просили прокурора вернуться хотя бы для разъяснения обстоятельств.
Но, увы, мы его увидели только в августе 2015 года, когда он пришел проводить «домашний суд». До этого времени продолжались различные провокации и инциденты.
Летом 2015 года после очередного скандала, когда меня пытались напугать, мы не выдержали и решили залезть на забор китайского посольства, в попытке позвонить брату и услышать его голос.
К сожалению, тогда сотрудники посольства не отреагировали даже на мою просьбу позвонить в посольство США, так как мама родила меня там во время учебы в Гарварде (я являюсь гражданкой США). Через 10 минут нас поймали и отвели обратно в дом.
22 августа 2015 года к нам вновь ворвались бывший прокурор Хуррамов, который в данный момент, как я слышала, сам находится под следствием, Зиёд Ташмурадов, некий Александр (который каждый раз представлялся под разными именами), сотрудники СБП и прокуратуры.
Маму забрали в ночной сорочке, подняв нас из кровати, и под руки потащили ее босиком в помещение (комнату), в котором на тот момент жила моя собака.
Так называемый «домашний суд» длился около четырех часов. К маме был приставлен насильно подставной адвокат, которая не сказала ни слова.
Меня в это время закрыли в комнате с сотрудниками СБП, которые пребывали в шоке, так как знали меня с детства.
Еще до окончания суда ко мне подошел сотрудник СБП по имени Галиб, который, как мне потом сказал другой сотрудник, известен тем, что он жестоко подставил и посадил трех офицеров, и сказал, что маме дадут 4 года, и то что мне лучше уезжать и забыть свою семью, так как это не закончится.
Мне тогда только исполнилось 17 лет, и я не понимала, как можно было это сказать фактически ребенку, который останется один.
Часть 12
Как и сказал Галиб, маме дали 4 года домашнего ареста. После суда меня отвели в то же помещение, где на полу были шерсть, грязь и разорванные вещи, а в холодильнике – только собачья еда и не было даже воды.
Нас там закрыли в жару, без еды и лекарств, нам стало плохо. На вечер второго дня, когда мне уже было просто страшно, что происходит, я подумала, что, если их напугаю и зажгу одну из вещей собачки, они хотя бы принесут кушать.
Но тогда я сама испугалась и кинула ее в угол комнаты, после чего начался пожар. Они заметили его сразу, но решили не выводить нас до тех пор, пока у меня не закружилась голова и я чуть не потеряла сознание от дыма.
Приехала «скорая», я помню не все, но у меня потемнело в глазах и было трудно дышать. До глубокой ночи нас держали на улице и только потом открыли ту часть дома, в которой до сих пор находится мама, где находятся две комнаты, ванна и сауна.
Там нет кухни, кровати или каких-либо других вполне простых удобств. Мы с улицы взяли два лежака, которые ранее использовали вместо скамеек, сдвинули их, и, таким образом, получилась что-то похожее на кровать.
Так, в двух комнатах, без возможности разогреть или приготовить еду и поспать нормально мы жили месяц.
В конце сентября вновь пришел бывший прокурор и сотрудник СБП Бахадыр. Они сказали, что был приказ, и я не могу оставаться там.
Несмотря на то что домашний арест применяется в нашей стране как мера пресечения в первый раз, они не могли не знать, что он не запрещает видеться с близкими, говорить по телефону и использовать Интернет.
Меня посадили в машину и отвезли в государственную гостиницу «Туркестан», где я находилась до 26 августа 2016 года. Со мной забрали и Ирину Емельянову, и мы ни на секунду не оставались одни.
С нами 24/7 были сотрудники СБП Дмитрий Ерёмин, Тимур, Лазиз, Бахром Матякубов и Шухрат Орипов. Маме пообещали, что она сможет впервые за два года поговорить с с моим братом по телефону, и то, что я буду приезжать в любое время. Но, увы, это опять было очередным обманом.
Часть 13
В следующий раз я увидела маму только через месяц. Ей даже не была оказана простейшая медицинская помощь. Все врачи, которые приезжали, были полностью под контролем, и если им говорили «ничего не видеть и не помогать», то они так и делали, несмотря на клятву Гиппократа и вообще человеческие понятия.
После долгого времени и множественных просьб, ближе к началу 2016 года, мне разрешили видеться с мамой два раза в неделю. Первый раз –с субботы 19:00 до воскресенья 19:00, а второй – в среду с 14:00 до 16:00.
Эти встречи периодически прерывались, если кто-либо из нас заявлял о своих правах или требовал объяснений.
Ситуация с маминым здоровьем ухудшалась, в частности из-за того, что курсы лечения после отравления не были закончены, и из-за того, что в 2013 году у мамы нашли кисту в женских органах, которую срочно надо было извлечь и взять на анализ, а это не было сделано.
Сейчас по единственному, если можно это назвать таковым, домашнему обследованию 2015 года на старейшем УЗИ-аппарате было выявлено, что у мамы уже две кисты.
Также мама по предупреждениям немецких врачей находится в группе риска по раку груди. И детальные обследования требуются каждые шесть месяцев. За эти три года она также перенесла уже три явных сотрясения и трещину в ребре.
В августе 2016 года произошла самая страшная для нас трагедия: 26 числа днем ко мне пришли сотрудники СБП Зиёд Ташмурадов и Бахадыр. Один из них в руках держал камеру, а второй – мой старый телефон, с которого были удалены функции связи любого сорта: Wi-Fi, Bluetooth, мобильные сети и т. д.
Зачем-то они снимали меня на камеру и разговаривали совсем иначе. Они дали мне мой паспорт, на котором специально поменяли отчество. Ранее я была Каримова Иман Ислам, а на том паспорте они убрали и изменили отчество, убрали своих коллег и сказали, что я свободна.
Часть 14
Буквально за два месяца до этого они же уговаривали меня отказаться от узбекского паспорта и поменять фамилию, чего я не сделала.
Однажды в порыве гнева, еще в 2014 году, я сказала, что хотела бы это сделать, как только достигну совершеннолетия, но я никогда бы не сделала этого на самом деле. Зная, что отказ от фамилии обидит Бобо, они всеми силами подталкивали меня к этому.
В тот день я не верила и не понимала, что происходит. Я решила до утра подождать, так как телефон все равно не работал и не было возможности с кем-либо связаться.
Утром я поехала на такси к маме, но меня не впустили. Я очень испугалась, подумав, что что-то случилось с мамой и мне не говорят.
Я пошла к знакомым, чтобы занять деньги на телефон, и уже к вечеру связалась с Исламом, который сначала не поверил, что меня могли отпустить. Тогда он сообщил мне о слухах, что нашему Бобо стало плохо и у него мог быть инсульт.
Я не хотела верить во что-то подобное, но слухов в Интернете и в городе становилось все больше. До последнего я была уверена, что с нашим Бобо все будет хорошо.
Несмотря на мои обиды на всех, я никогда не желала этого. Через день, когда слух о его инсульте стал более-менее официальным, я написала ему короткое письмо, где было сказано, что он всегда будет мне нужен.
В надежде на то, что он его получит и позовет меня. Я не знаю, дошло ли оно до него, или нет, но, когда ночью объявили о его смерти, меня вновь закрыли и не пустили даже проводить последний кортеж. Я не спала и до последнего ждала, веря, что за мной приедут, но никто и не вспомнил или не захотел.
Потом меня опять не пускали к маме около месяца, и я даже не могла представить, что с ней происходит, так как, несмотря на всё, мама в душе очень любила Бобо, и у них с детства была особая связь, которой завидовали многие члены семьи.
Я не ожидала, что даже ее не пустят попрощаться с ним и до самой встречи надеялась, что узнаю, что ее все-таки пустили на 5 минут.
Часть 15
Меня к ней пустили в середине сентября, потом –еще два раза, с промежутками в месяц. А после того, как в декабре приехали юристы и прокурор из Швейцарии, меня и вовсе перестали пускать, в течение четырех с половиной месяцев.
Обычно с того времени, когда меня забрали в «Туркестан», я дважды в неделю писала письма, конечно, не всегда и, после того как их откроют и прочитают, отправляла и получала от мамы письма о ее состоянии.
После смерти Бобо их становилось все меньше, а после приезда группы юристов и вовсе письма от нее прекратились, и я даже не могла понять, доходят ли мои до нее, или нет.
Во время этой встречи было обсуждено много вопросов, и швейцарская сторона была просто в шоке от неорганизованности документов с узбекской стороны.
Также в начале процесса бывший прокурор Хуррамов озвучил ряд законов из 10 главы Уголовного кодекса Республики Узбекистан, где обозначаются права на защиту при суде, и озвучил маме право на звонок.
В дальнейшем ничего из этого ей не было предоставлено, и тому свидетелями – швейцарские юристы.
Также г-н Грегуар Манжа (швейцарский адвокат Гульнары. — Прим. Ц-1) сделал заявление по прибытии в Швейцарию насчет мамы, сказав:
«Я не мог задавать вопросов, и несколько раз узбекские прокуроры просили, чтобы я был отстранен от допроса», «она не имеет права общаться с внешним миром, будь то ее дети или адвокаты».
В Интернете не все было переведено на русский, но по желанию можно найти отрывки его заявления.
После этого следующий раз, когда я ее увидела, был в мае. По очень странным обстоятельствам эта дата совпала с визитом верховного комиссара ООН по правам человека, – 10 числа.
Когда меня завели к маме без объяснений, я не успела позвонить брату, вследствие чего он очень нервничал в течение двух дней, не знав о моем местоположении и состоянии.
Часть 16
17 числа мне исполняется 19 лет, и эта дата заставила меня задуматься о крайних прожитых годах. Это мой первый за три года день рождения на свободе, но, несмотря на этот факт, радоваться не получается.
Бобо уже нет с нами, исправить и вернуть потерянные годы жизни уже не получится. Мамы тоже со мной нет, но хотя бы это исправить возможно, и, надеюсь, скоро наша семья вновь воссоединится.
И мы сможем дальше жить нормальной и спокойной жизнью, когда я наконец поступлю в университет, а мама сможет нормально заняться своим здоровьем.
Я никогда не хотела и не думала, что буду писать все здесь открыто, но, считаю, все, кто искренне переживает, поддерживает и интересуется положением нашей семьи, заслуживают хоть раз возыметь более-менее полную историю.